Пятница
29 марта 2024г.
13:05
место для соц сетей
 
Свежий выпуск
№10 от 15.03.2024
№ 10 (368)
 
Социальные сети
Поделиться газетой «Диалог»
 
Оружейница
Участнику Великой Отечественной войны Любови Тимофеевне Булановой в нынешнем году исполнится 97 лет. Воевала она три года в составе 268-го истребительного авиаполка 310-й истребительной авиационной дивизии. Была, как и ее боевые подруги, техником-стрелком авиационного вооружения, коих попросту называли оружейницами.

Имеет награды - орден Отечественной войны II степени, медаль «За победу над Германией», юбилейные медали. Будучи у Любови Тимофеевны в гостях, первым делом попросил ее надеть пиджак с наградами и сфотографироваться.

- Он у меня тяжелый, - заметила она. – Хотя награды на войне получали не мы, а другие. Наш полк сильно не баловали.

Обратил внимание на то, что ветеран с трудом передвигается  - ноги сильно болят, зато она по-прежнему пребывает в ясности ума и на свою память не жалуется.

На хуторе близ станицы

Помнит, как она маленькая помогала родителям строить свой дом. Тогда, когда началась коллективизация, раскулачили и хозяина, на которого батрачил отец. Всем предложили вступить в колхоз, обещали выделить собственную землю. И их семья, не имевшая своего угла, жившая в станице Фастовецкой Краснодарского края то у друзей, то у родственников, записалась на заселение хуторов.  
Их хутор в то время представлял собой большой участок земли в несколько десятков гектаров. Здесь и организовался колхоз, рядовым членам выделили участки. Места там степные, лес ценился очень дорого. Отцу выделили четыре бревна, которые стали основой для стен из камыша.

- После этого мы замешивали глину с конским и коровьим навозом, песком, делали саман, лепили из него кирпичи и положили сушить - стены складывали из них уже весной. А в ту зиму у нас были камышовые стены и такая же крыша. Зима была тяжелой, очень холодной для тех мест, - рассказывает Любовь Тимофеевна. - Отец трудился в колхозе конюхом, мы с братьями работали по дому, на огороде, ходили за скотом. Крестьянский труд всегда был тяжелым, а у нас к тому же случилось несчастье – мама тяжело заболела и не могла даже передвигаться. Как потом выяснилось, у нее была опухоль мозга, которая и свела ее в могилу в 1936 году.

В начале тридцатых годов в колхозе построили школу. В избе было две комнаты, в одной комнате учились 1-й и 2-й классы, а во второй 3-й и 4-й классы. На всех была одна учительница. Тогда многим вполне хватало тех знаний, которые давались здесь. Поэтому, когда я ее закончила, отец сказал: «Все, хватит учиться, иди работать в полеводческую бригаду, к подругам». Но муж сестры уговорил моего отца разрешить мне получить среднее образование.

Надо сказать, учеба давалась мне нелегко. Средняя школа была в станице Фастовецкой, в 7 километрах от нашего хутора. Каждый день я, Павел Коваленко и Зина Козлова ходили туда пешком. Остальные дети не имели возможности – не было одежды и обуви. При этом мне надо было следить за двумя своими братьями и за хозяйством – надо было обработать гектар нашего огорода, да к тому времени у нас уже появилась корова, куры. Так что уроки я и не готовила. Тем не менее, с немецким и русским у меня было хорошо.

Комсомольцы-добровольцы

Школу Любовь Дрыгина (девичья фамилия нашей героини) закончила летом 1941-го. О начале войны на хуторе узнали через пару дней – в колхозе не было радио. Тогда прискакал посыльный из района, ехал на лошади по улице, стучал кнутом в окна домов и кричал: «Война
началась!»

После выпускного они, не сказав об этом родителям, всем классом пошли в военкомат и написали заявления: мол, хотим добровольцами на фронт. Мальчиков сразу призвали в армию, а девочек – почти год спустя.

Повестку из военкомата Любовь получила в начале мая 1942 года. Вообще-то она могла остаться дома, ведь отцу было шестьдесят лет, а братику – пять. Но будучи ответственным человеком, комсомолкой, она сделала тот свой осознанный, добровольный выбор, когда еще писала заявление в военкомате.

- Помню, вся станция была заполнена молодыми девчонками, - говорит Любовь Тимофеевна. - Подошли вагоны-телятники, в которых были только скамейки, туда мы и загрузились со своими вещмешками. Мы ехали всю ночь, и на небе была такая большая луна… Испугалась я только, когда поняла, что мой маленький братик Коля остается без присмотра. Но моя невестка на вокзале сказала: «Не беспокойся, Колю мы не обидим». А больше никакого страха у меня не было.

Когда нас, девчонок, привезли на место, нас первым делом отвели в баню, помыли и подстригли «под мальчиков», поотрезали нам все косы. Когда нас одели в гимнастерки, мы друг друга долго не могли узнать.

Потом нас обучали строевой подготовке, ползать по-пластунски, ориентироваться на местности. Мы изучали винтовку.

В конце июня 1942 года за нами приехали представители военных частей. По голубым петличкам я поняла, что это летчики. Когда меня и еще несколько девчонок привезли на место назначения – это оказался 268-й истребительный авиаполк, нам объявили, что мы будем служить в качестве стрелков авиавооружения. Что это за воинская специальность, я тогда даже не подозревала.

Полку прибыло

На вооружении полка в то время были истребители Яки и штурмовики Илы. Наши войска с тяжелыми боями отступали из Крыма.

- Наш полк был истребительным авиа-полком ночного базирования ПВО, - продолжает свой рассказ ветеран. - Мы должны были прикрывать отступления наших частей, охранять ночью железнодорожные станции, нефтебазы, переправы через Керченский пролив. Когда мы сдавали Керчь, в нашем полку погибло три четверти летного и технического состава. Бои были страшнейшие, шли день и ночь. Мы тогда находились в капонире на аэродроме.

Наш аэродром бомбили...

Авиация у нас работала в нечеловеческом режиме. Каждый летчик совершал боевой вылет через каждые сорок минут. За это время необходимо было полностью подготовить самолет к бою. Осматривали планер и его механизмы, проверяли двигатель и заправляли самолет механики, инженеры и младший состав – это были мужчины. Нашей женской задачей было почистить и снарядить оружие.

За каждым летчиком и обслуживающей бригадой был закреплен свой самолет. Что касается нас, стрелков, то мы в любую погоду зимой и летом находились на аэродроме, ожидая прилета своих машин. Конечно, зимой было труднее, но мы закутывались в чехлы от самолетов, так и согревались.

Честно говоря, я не помню каких-то мелких технических деталей, не могу сказать, насколько сложна была та или иная пушка или крупнокалиберный пулемет. Нашей задачей было сделать так, чтобы все было чисто и работало исправно. Если бы оружие в воздухе заклинило по нашей вине, то нас ждал бы трибунал.

Работа была не из приятных. Патроны приходили в больших металлических ящиках, уже снаряженными в ленты. Все было залито смазкой, и перед тем как зарядить такую ленту в пушку или пулемет, ее надо было полностью очистить и насухо вытереть от масла. Одна лента для нашего крупнокалиберного пулемета весила порядка 12 килограммов. Мы вешали ленты на плечи и бежали с ними к своим самолетам. Кроме этого, мы следили за кислородными приборами, некоторые из нас перекладывали парашюты. Еще мы дежурили на КП, принимали военные донесения, когда шли бои, наносили на карту данные. И конечно, ходили в круглосуточный наряд.

В конце лета 1943 года мы получили американские «киттихауки». В каждой плоскости у него было по три пулемета, пушки не было. Не знаю, как было на них летать и сражаться, но при посадках и на взлетах на этих самолетах летчики нашего полка потерпели немало аварий. Снаряжать оружие «киттихауков» было тяжелее – лента с патронами к его пулеметам была тяжелее на три килограмма, чем наша. А в начале 1944 года у нашего полка забрали эти «киттихауки» и дали новые «аэрокобры». На них мы и заканчивали войну. Мы освобождали Керчь, потом Украину, Кубань, Львов, Польшу, войну окончили в Германии и не дошли до Берлина всего 140 километров.

В масле с ног до головы

Насколько я помню, никаких романов между молодыми девчонками и парнями, аэродромной обслугой или летчиками не было. Мы же были деревенскими, очень боялись старших – ведь нас родители воспитывали традиционно, в строгости. Конечно, нам нравились парни, мы с девчонками тихо меж собой обсуждали сердечные привязанности, делились секретами, но не более того. И парни нас очень берегли и никогда не обижали.

Мы, заряжая оружие самолетов, все время были с ног до головы в машинном масле. Бани, бывало, мы не видели по два-три месяца. Но мы все-таки нашли способ поддерживать свой внешний вид в порядке. Свои рабочие комбинезоны стирали в авиационном бензине - масло все мигом смывалось, а сам комбинезон сох буквально пару минут. Но и запах от нас шел соответственный.

За время войны нашему полку однажды все-таки удалось сделать передышку. Летом 1943 года, когда наших летчиков пересаживали на «киттихауки», мы десять дней отдыхали под Куйбышевом. Наш полк участвовал в съемках фильма «Небо Москвы». Тогда мы и на речке купались, и даже танцы устраивали. Конечно, граммофона в полку не было, один авиатехник играл на гармони.


Никакие артисты к нам никогда не приезжали. Наша часть не то чтобы бедненькая была, она все время находилась в постоянной боевой готовности. Мы были полком ПВО, а потому должны быть готовы взлететь днем и ночью.

Когда вошли в Европу, то, считай, ничего особенно не видели – ведь мы перелетали с аэродрома на аэродром и смотрели на землю только сверху. Под Краковом наш аэродром находился посреди леса, идти специально куда-то в город мы не могли.

Было страшно и жутко

- А когда вам было особенно страшно, жутко? - спрашиваю я ее.

- Самое страшное было в Керчи, когда мы ее сдавали, - ответила она. - У немцев налеты, налеты. Сыпались эти бомбы как звезды с неба. И люди гибли, гибли, и мирное население, и военное. А еще много людей утонуло в море, когда пытались спастись на  плотах, которых было, кажется, тысячи. Волна накроет плот, и он идет ко дну. Жутко было и когда однажды наш аэрод-ром немцы полтора часа бомбили. Попали в склад боеприпасов и склад горючего – полыхали, казалось, и небо, и земля.

Мы с Ниной Очкасовой упали лицом в землю. Бомбы и пули летят. Я еще сильнее прижалась к землице. Молитва «Живые помощи» со мной была, которую мне написала папиного брата жена, очень набожная женщина. Я не молилась, только шептала: «Господи, спаси меня Бога ради». А у Нины нервы не выдержали. Вскочила. Я ее за ногу схватила. Она все равно побежала. Два шага успела сделать и упала – ей осколок попал прямо в живот, из которого все вывалилось. Сразу скончалась. А я лежала.

Когда мы освобождали Керчь, тоже было жутко. На берегу вода красная от крови. И уже по трупам бегают, прыгают матросы на берег с катеров.

А вот когда под Краковом наш аэродром бомбили и снаряд разорвался в паре метров от самолета, на крыле которого я в этот момент находилась, испугаться я не успела. Меня страшной взрывной волной сорвало с самолета, и я сильно ударилась о бетонированную взлетную полосу. Так я оказалась в госпитале, где упросила врачей отпустить меня недолеченной в авиаполк, который взял курс на Берлин. Теперь мое изувеченное колено дает о себе знать все сильнее и сильнее.

Ради родных и близких

Потом были окончание войны и мирная жизнь, знакомство с будущим своим мужем, женитьба, прибытие в 1949 году в Северск в качестве первостроителей, работа в МСУ-74. С мужем они вырастили и воспитали двух замечательных сыновей.

Об утрате родных Любовь Тимофеевна говорит с болью, о сыне с невесткой, внуках, правнуках и праправнуках – с радостью, восторгом. Они часто бывают у нее в гостях, с ними она часто общается и по телефону. В курсе их дел и успехов.

Говорит, ради них она и живет. Потому и хочет дожить до ста лет.

- У меня большая сила воли. Она меня спасала в жизни. Я поэтому и долго живу, - сказала Любовь Тимофеевна в конце нашей беседы.

Александр ЯКОВЛЕВ
Фото автора
                        
                        
Выпуск № 16
Поделиться в соцсетях:

 
Календарь
 
Информация
График работы редакции «Диалог»
понедельник — четверг
9:00 — 18:00

пятница
9:00 — 16:00

Газета выходит каждую пятницу.
Подать объявление и рекламу в текущий номер можно до 11:00 четверга.
 
Погода
ПОГОДА в Томске