Категории
ЖКХ
(95)
Образование
(106)
Политика
(30)
Экономика
(28)
Общество
(298)
Спорт
(105)
Культура
(84)
Наука и техника
(11)
Происшествия
(13)
Здоровье
(25)
Поколение победителей
(65)
Внегородские территории
(12)
Рожденная победой
(3)
Детский отдых
(3)
Спрашивали - отвечаем
(1)
Письмо в редакцию
(2)
Ликвидаторы
(5)
Свое личное дело
(3)
Прочее
(13)
Мы – дети войны
Супругов Геннадия Федоровича и Валентину Филипповну Ивановых война лишила не только отцов, она их лишила детства. Геннадий Федорович родился в 1940 году в Ленинграде и, будучи совсем малышом, перенес голод и холод блокады. Валентина Филипповна появилась на свет в 1942 году в оккупированной врагом Калининской области, а после войны мать отправила ее к сестре в Ленинград, так как нужно было поднимать еще двух сыновей. В восемь лет Валя покинула родной дом. Она признается, что не помнит материнской любви и ласки. Училась в одной из школ города на Неве, а затем в ремесленном училище на токаря. Там она и познакомилась с будущим мужем, который осваивал профессию фрезеровщика.
Судьба спасла от голодной смерти
«Война началась, я только-только ходить стал, – рассказывает Геннадий Федорович. – Две старшие сестры-школьницы в то лето гостили у бабушки в деревне на Псковщине, и наступление немцев отрезало им путь домой. Почти всю войну они провели в оккупации. Но, может, оно и к лучшему: если бы сестры остались в Ленинграде, я не уверен, что мы все выжили бы. Мать просто не смогла бы прокормить троих детей.
Об отце я ничего не знаю. Мама старалась не касаться этой темы. Известно только, что он ушел на фронт…
Жили мы на улице, которая в годы советской власти носила имя Петра Лаврова, был такой революционер. А сейчас она снова называется Фурштатской, как и в царское время. Это в получасе ходьбы от Дворцовой площади – почти центр города, который меньше всего пострадал от бомбежек. Видимо, вражескую авиацию сдерживали зенитки, и самолеты в основном бомбили окраины.
Про то тяжелое время ничего сказать не могу, просто не помню, так как был совсем маленьким, а мама ничего не рассказывала. Я знаю, что работала она в мастерской при военно-морском училище в пяти минутах ходьбы от дома и что все 872 дня блокады мы были в городе, нас не эвакуировали по Ладожскому озеру, как некоторых ленинградцев. Первое и самое яркое воспоминание, как после освобождения города меня и других малышей отправили из Ленинграда отъедаться. Подогнали автобусы, посадили нас, пяти-шестилетних шпингалетов, и отвезли на Карельский перешеек. На красивой зеленой поляне поставили палатки и кормили шесть-семь раз в день по чуть-чуть, иначе заворот кишок мог быть.
После войны, конечно, стало легче с продуктами, но все равно матери тяжело было тянуть нас троих на зарплату в 60-70 рублей. За отца по потере кормильца всего 10 или 11 рублей платили. Я настоящие брюки надел только в 16 лет.
Помню, в школе на перемене случайно забежал в столовую и, увидев первый раз в жизни блюдо необычное, яркое – винегрет, остолбенел, открыл от удивления рот. Учителя заметили это, пришли к нам домой, посмотрели, как мы живем, и выделили в школе талоны на бесплатное питание.
Мать меня хотела определить в Нахимовское училище, куда с семи лет брали, но я не захотел. Вот так мы и жили вместе, пока сестры замуж не вышли.
Блокада не прошла для меня бесследно, я часто болел. В 1947 году долго лечился в больнице от воспаления легких. Помню, как кто-то из моих родственников принес мне трехлитровую банку слив, это считалось большим деликатесом, и целую буханку хлеба.
Здоровье было подорвано и у матери: случались приступы эпилепсии. Мастерскую при училище закрыли, и маму оставили работать поваром в столовой. Однажды она несла посудину с кипятком, и у нее случился припадок. Она сильно ошпарилась и потом долго лежала в больнице. Мы, дети, остались одни. Ее уволили, конечно. Какой из нее работник? Она устроилась в артель инвалидов – делала дома коробочки для лекарств, которые использовали в аптеках. Я ей тоже помогал. Она склеивает, а я складываю в специальную упаковку по 200 коробочек.
В 10 лет я уже начал зарабатывать самостоятельно: разносил поздравительные телеграммы с почты в праздничные дни, когда почтальоны не справлялись. На карманные деньги обычно покупал что-нибудь покушать».
Как фрезеровщик стал музыкантом
Ленинград постепенно отстраивался после войны. Сносились полуразрушенные здания и возводились новые современные дома. Восстанавливались памятники архитектуры. Геннадий Федорович помнит, как пленные немцы отстраивали музей Александра Суворова, в который во время авианалетов угодила бомба, как их с группой ребят из ремесленного училища отправляли делать перед реконструкцией уборку на стадионе имени В.И. Ленина на Петровском острове. В годы войны стадион был разрушен, часть деревянных трибун сгорела, другую часть суровой зимой 1942-го ленинградцы разобрали на дрова. Сохранилась только сама чаша спортивной арены. Этот стадион удалось восстановить только к началу шестидесятых годов.
В послевоенном Ленинграде по-прежнему кипела культурная жизнь, работали театры, музеи, концертные залы, проводились футбольные матчи, которые хорошо помнит Геннадий Федорович. Он и сам в училище увлекся спортом: летом катался на велосипеде, зимой – на коньках, выступал на соревнованиях. А еще у него была огромная тяга к музыке.
В ремесленном училище образовался духовой оркестр под руководством специалиста из Кировского театра. Геннадий Иванов увлекся игрой на тромбоне. Не пропускал ни одной репетиции. Увидев, что паренек перспективный и с ума сходит по музыке, руководитель оркестра отвел его в музыкальную школу для взрослых. И после трех лет учебы в ней (вместо четырех) Геннадий, пройдя большой конкурсный отбор, поступил в музыкальное училище при Ленинградской консерватории. Так фрезеровщик, который совсем немного поработал по профессии, стал музыкантом.
Фронтовое свидание
Валентина Филипповна тоже недолго простояла у токарного станка. Уехала вместе с мужем в далекий сибирский город Томск-7, куда Геннадия Федоровича позвали в оркестр местного музыкального театра, пообещав двухкомнатную квартиру. Работала художником-рекламистом, а потом и реквизитором, ездила всюду с мужем на гастроли.
На встречу в редакцию «Диалога» она принесла солдатский треугольник – единственная памятная вещь от отца, который погиб на фронте.
«1942 года 8 июля. Здравствуйте, мои родные: жена Малаша, Толя и Вася (братья Валентины Филипповны – прим. автора), папа и мама! Шлю свой привет и желаю всего хорошего вам. Жив и здоров. Малаша, пиши, что у вас нового. Пишет ли Николашка? И пишет ли Павел Петрович? Как работаете? Уже сенокос: косите, наверное? Работайте подружней, побыстрей. Малаша, передай привет всем своим колхозникам. За этим до свидания. Остаюсь жив, здоров. Ваш муж, Харитонов Филипп». А дальше указан обратный адрес с обозначением батареи 45-миллиметровых орудий, на которой служил отец.
«Эту батарею обслуживало девять человек. Как мы узнали, их всех накрыло одной бомбой… – рассказывает Валентина Филипповна. – Это было под Ржевом.
К 9 Мая там будет построен большой монумент.
Когда погиб мой отец, меня еще не было на свете. Я родилась глубокой осенью 1942 года. Отца забрали на фронт в начале войны. Однажды мама узнала, что его часть стоит у города Великие Луки – в 50 км от нашей деревни Борок. И она полсотни верст протопала пешком, чтобы навестить отца. После этого свидания мама забеременела мной.
В одном из писем она написала отцу: мол, что мне делать? Я в положении с двумя маленькими детьми (братьям было семь и восемь лет) и старенькой бабушкой. А отец просил потерпеть. «Вот вернусь с войны, у нас дочка будет!» – писал оптимистично он.
Помню, мы жили в огромном по деревенским меркам доме из пяти комнат с двумя русскими печами. Ведь дед мой был помещиком и имел большую семью. После революции у него все отобрали, но дом почему-то оставили. Неудивительно, что именно у нас немцы, оккупировавшие деревню, устроили канцелярию.
Мама меня родила под огромным дедовским столом. Когда я запищала, сбежались немцы: «О, киндер, киндер!..» Дали матери сгущенки, белые фланелевые портянки на пеленки.
Немцы у нас стояли культурные, вежливые. Но все равно это были оккупанты. И каждый раз 9 Мая я думаю о том, что если бы тогда наш народ не победил, то мы жили бы сейчас в рабстве. А хуже этого нет ничего на свете.
Война забрала у меня семью. Я не знала отца и толком не успела почувствовать заботу матери. Мы – дети войны… Этим все сказано. И как хочется, чтобы наши внуки и правнуки не разделили такой горькой судьбы».
Супруги Ивановы пришли в редакцию, чтобы поблагодарить учащихся, педагогов и администрацию школы № 196 за постоянное к ним внимание. На 9 Мая и ко Дню снятия блокады Ленинграда (27 января) они их навещают, приглашают на встречи, дети дарят добрые поздравительные открытки, сделанные своими руками.
«Огромное спасибо руководству школы и учителям за патриотическое воспитание молодежи. Желаем всем здоровья, успехов в учебе, благополучия и, конечно же, мира», – поблагодарили супруги.
Сергей НОВОКШОНОВ
Фото автора
Судьба спасла от голодной смерти
«Война началась, я только-только ходить стал, – рассказывает Геннадий Федорович. – Две старшие сестры-школьницы в то лето гостили у бабушки в деревне на Псковщине, и наступление немцев отрезало им путь домой. Почти всю войну они провели в оккупации. Но, может, оно и к лучшему: если бы сестры остались в Ленинграде, я не уверен, что мы все выжили бы. Мать просто не смогла бы прокормить троих детей.
Об отце я ничего не знаю. Мама старалась не касаться этой темы. Известно только, что он ушел на фронт…
Жили мы на улице, которая в годы советской власти носила имя Петра Лаврова, был такой революционер. А сейчас она снова называется Фурштатской, как и в царское время. Это в получасе ходьбы от Дворцовой площади – почти центр города, который меньше всего пострадал от бомбежек. Видимо, вражескую авиацию сдерживали зенитки, и самолеты в основном бомбили окраины.
Про то тяжелое время ничего сказать не могу, просто не помню, так как был совсем маленьким, а мама ничего не рассказывала. Я знаю, что работала она в мастерской при военно-морском училище в пяти минутах ходьбы от дома и что все 872 дня блокады мы были в городе, нас не эвакуировали по Ладожскому озеру, как некоторых ленинградцев. Первое и самое яркое воспоминание, как после освобождения города меня и других малышей отправили из Ленинграда отъедаться. Подогнали автобусы, посадили нас, пяти-шестилетних шпингалетов, и отвезли на Карельский перешеек. На красивой зеленой поляне поставили палатки и кормили шесть-семь раз в день по чуть-чуть, иначе заворот кишок мог быть.
После войны, конечно, стало легче с продуктами, но все равно матери тяжело было тянуть нас троих на зарплату в 60-70 рублей. За отца по потере кормильца всего 10 или 11 рублей платили. Я настоящие брюки надел только в 16 лет.
Помню, в школе на перемене случайно забежал в столовую и, увидев первый раз в жизни блюдо необычное, яркое – винегрет, остолбенел, открыл от удивления рот. Учителя заметили это, пришли к нам домой, посмотрели, как мы живем, и выделили в школе талоны на бесплатное питание.
Мать меня хотела определить в Нахимовское училище, куда с семи лет брали, но я не захотел. Вот так мы и жили вместе, пока сестры замуж не вышли.
Блокада не прошла для меня бесследно, я часто болел. В 1947 году долго лечился в больнице от воспаления легких. Помню, как кто-то из моих родственников принес мне трехлитровую банку слив, это считалось большим деликатесом, и целую буханку хлеба.
Здоровье было подорвано и у матери: случались приступы эпилепсии. Мастерскую при училище закрыли, и маму оставили работать поваром в столовой. Однажды она несла посудину с кипятком, и у нее случился припадок. Она сильно ошпарилась и потом долго лежала в больнице. Мы, дети, остались одни. Ее уволили, конечно. Какой из нее работник? Она устроилась в артель инвалидов – делала дома коробочки для лекарств, которые использовали в аптеках. Я ей тоже помогал. Она склеивает, а я складываю в специальную упаковку по 200 коробочек.
В 10 лет я уже начал зарабатывать самостоятельно: разносил поздравительные телеграммы с почты в праздничные дни, когда почтальоны не справлялись. На карманные деньги обычно покупал что-нибудь покушать».
Как фрезеровщик стал музыкантом
Ленинград постепенно отстраивался после войны. Сносились полуразрушенные здания и возводились новые современные дома. Восстанавливались памятники архитектуры. Геннадий Федорович помнит, как пленные немцы отстраивали музей Александра Суворова, в который во время авианалетов угодила бомба, как их с группой ребят из ремесленного училища отправляли делать перед реконструкцией уборку на стадионе имени В.И. Ленина на Петровском острове. В годы войны стадион был разрушен, часть деревянных трибун сгорела, другую часть суровой зимой 1942-го ленинградцы разобрали на дрова. Сохранилась только сама чаша спортивной арены. Этот стадион удалось восстановить только к началу шестидесятых годов.
В послевоенном Ленинграде по-прежнему кипела культурная жизнь, работали театры, музеи, концертные залы, проводились футбольные матчи, которые хорошо помнит Геннадий Федорович. Он и сам в училище увлекся спортом: летом катался на велосипеде, зимой – на коньках, выступал на соревнованиях. А еще у него была огромная тяга к музыке.
В ремесленном училище образовался духовой оркестр под руководством специалиста из Кировского театра. Геннадий Иванов увлекся игрой на тромбоне. Не пропускал ни одной репетиции. Увидев, что паренек перспективный и с ума сходит по музыке, руководитель оркестра отвел его в музыкальную школу для взрослых. И после трех лет учебы в ней (вместо четырех) Геннадий, пройдя большой конкурсный отбор, поступил в музыкальное училище при Ленинградской консерватории. Так фрезеровщик, который совсем немного поработал по профессии, стал музыкантом.
Фронтовое свидание
Валентина Филипповна тоже недолго простояла у токарного станка. Уехала вместе с мужем в далекий сибирский город Томск-7, куда Геннадия Федоровича позвали в оркестр местного музыкального театра, пообещав двухкомнатную квартиру. Работала художником-рекламистом, а потом и реквизитором, ездила всюду с мужем на гастроли.
На встречу в редакцию «Диалога» она принесла солдатский треугольник – единственная памятная вещь от отца, который погиб на фронте.
«1942 года 8 июля. Здравствуйте, мои родные: жена Малаша, Толя и Вася (братья Валентины Филипповны – прим. автора), папа и мама! Шлю свой привет и желаю всего хорошего вам. Жив и здоров. Малаша, пиши, что у вас нового. Пишет ли Николашка? И пишет ли Павел Петрович? Как работаете? Уже сенокос: косите, наверное? Работайте подружней, побыстрей. Малаша, передай привет всем своим колхозникам. За этим до свидания. Остаюсь жив, здоров. Ваш муж, Харитонов Филипп». А дальше указан обратный адрес с обозначением батареи 45-миллиметровых орудий, на которой служил отец.
«Эту батарею обслуживало девять человек. Как мы узнали, их всех накрыло одной бомбой… – рассказывает Валентина Филипповна. – Это было под Ржевом.
К 9 Мая там будет построен большой монумент.
Когда погиб мой отец, меня еще не было на свете. Я родилась глубокой осенью 1942 года. Отца забрали на фронт в начале войны. Однажды мама узнала, что его часть стоит у города Великие Луки – в 50 км от нашей деревни Борок. И она полсотни верст протопала пешком, чтобы навестить отца. После этого свидания мама забеременела мной.
В одном из писем она написала отцу: мол, что мне делать? Я в положении с двумя маленькими детьми (братьям было семь и восемь лет) и старенькой бабушкой. А отец просил потерпеть. «Вот вернусь с войны, у нас дочка будет!» – писал оптимистично он.
Помню, мы жили в огромном по деревенским меркам доме из пяти комнат с двумя русскими печами. Ведь дед мой был помещиком и имел большую семью. После революции у него все отобрали, но дом почему-то оставили. Неудивительно, что именно у нас немцы, оккупировавшие деревню, устроили канцелярию.
Мама меня родила под огромным дедовским столом. Когда я запищала, сбежались немцы: «О, киндер, киндер!..» Дали матери сгущенки, белые фланелевые портянки на пеленки.
Немцы у нас стояли культурные, вежливые. Но все равно это были оккупанты. И каждый раз 9 Мая я думаю о том, что если бы тогда наш народ не победил, то мы жили бы сейчас в рабстве. А хуже этого нет ничего на свете.
Война забрала у меня семью. Я не знала отца и толком не успела почувствовать заботу матери. Мы – дети войны… Этим все сказано. И как хочется, чтобы наши внуки и правнуки не разделили такой горькой судьбы».
Супруги Ивановы пришли в редакцию, чтобы поблагодарить учащихся, педагогов и администрацию школы № 196 за постоянное к ним внимание. На 9 Мая и ко Дню снятия блокады Ленинграда (27 января) они их навещают, приглашают на встречи, дети дарят добрые поздравительные открытки, сделанные своими руками.
«Огромное спасибо руководству школы и учителям за патриотическое воспитание молодежи. Желаем всем здоровья, успехов в учебе, благополучия и, конечно же, мира», – поблагодарили супруги.
Сергей НОВОКШОНОВ
Фото автора