Категории
ЖКХ
(96)
Образование
(106)
Политика
(30)
Экономика
(28)
Общество
(298)
Спорт
(105)
Культура
(84)
Наука и техника
(11)
Происшествия
(13)
Здоровье
(25)
Поколение победителей
(67)
Внегородские территории
(12)
Рожденная победой
(3)
Детский отдых
(3)
Спрашивали - отвечаем
(1)
Письмо в редакцию
(2)
Ликвидаторы
(5)
Свое личное дело
(3)
Прочее
(13)
Детство отняла война
Раисе Алексеевне Каштаковой 85 лет. Она бывший малолетний узник фашистских концлагерей, инвалид Великой Отечественной войны. О тех страшных, жутких событиях ей вспоминать тяжело – слезы наворачиваются на глазах.
В концентрационный лагерь, который находился в латвийском городке Режица, она попала шестилетним ребенком, пробыла там год – до того времени, как наши войска летом 44-го заняли эту территорию и освободили всех заключенных.
О той жизни в аду она почти ничего не помнит, говорит, маленькая была. А рассказывая о том, как она там оказалась, замечает, что в каких-то деталях она может быть не совсем точна – память у нее уже не та.
- Мы жили в деревне Непорень Брянской области, где я и родилась, – вспоминает она. – Отец был в партизанском отряде – на день уходил в лес, там у них стояли землянки, а ночью прибегал домой. Немцы все сильней лютовали, и нам – маме с девятимесячным ребенком на руках, мне и моей сестре, которая была на два года старше меня, ничего не оставалось, как спрятаться в лесу в одной из землянок.
Однажды, это было летом 43-го, немцы, прочесывая лес, обнаружили нас. Отца тогда с нами не было. Закричали. Мы поняли, приказывают нам выйти из землянки, иначе взорвут ее, уничтожат нас.
Вышли мы, и повели нас в деревню, где к этому времени фашисты повыгоняли людей из домов, собрали их в кучу и стали по нам стрелять. Мне прострелили обе ноги – по две пули в каждую, благо, кости не задели, прошли навылет.
Мама отдала малышку Вале, так звали мою старшую сестру, а меня, всю окровавленную, понесла на руках. Немцы гнали нас. А потом, когда всех нас остановили, собрала у кого что было из вещей, порвала на лоскуты и этим перетянула мне раны.
Сначала нас пригнали в Трубчевск, поселили в какой-то барак, а потом отправили дальше, в Латвию.
…У нас еще была старшая сводная сестра 25-го года рождения – Вера. Мы были вторые у отца. А ее угнали в Германию как взрослую, семнадцатилетнюю, работать. И как она потом рассказывала, собрали их, молодежь, чтобы отправить в Германию. Привезли их под Минск, высадили из грузовых машин, дали лопаты, подвели к траншеям, в которые загнали партизан. Много их было, в том числе и наш отец там. Говорят: «Закапывайте их!»
А отец увидел ее, закричал, заплакал: «Вера, а где остальные мои детки маленькие?!» Немец как услышал, что она папе что-то отвечает, приказал ей закапывать отца. Она отказалась, говорит: «Хоть кидайте меня туда, не буду копать!» Немец ее стеганул плеткой, от чего у нее большой шрам на лице остался. Ее закинули в машину. Зачем убивать? Пускай девки работают.
А закапывали партизан живыми, стоя. Могилы стонали… Немцы еще и местных жителей согнали. Говорят, мол, слушайте, как они орут под землей».
Раиса Алексеевна продолжает свой рассказ:
- Везли нас в концлагерь в открытых вагонах, в каких уголь возят. Выгрузили. Какие-то бараки стоят, в каждом, наверное, по пять ярусов, железные ворота, которые не закрывались.
Маму вместе с другими выгоняли на работу – в лагере ямы копать, в которые, наверное, убирали убитых, раненых. В это время за мной ухаживала сестра.
Когда Валя заболела брюшным тифом, ее поместили в барак для умирающих. Мама каким-то образом выкрала ее оттуда и, сцеживая свое грудное молоко, кормила ее, а также – меня. Братик к этому времени, наверное, уже умер. Своим молоком она и мои раны заливала, полоскала, чем спасла меня.
А потом мама, которую часто, как и других, избивали, умерла.
Помню голод, как мы ели помои, как к колючей проволоке бегут дети, и я – ползком, когда с той стороны вели пленных мужиков. Они нас подкармливали – проталкивали сквозь колючку какую-то еду.
Рая и Валя остались одни. Заботиться о них стала подруга матери. Когда наши войска освободили концлагерь, ей с малышками нужно было как-то жить. В чужой Латвии, где не было ни одного родственника или знакомого, помочь им было некому. С горем пополам устроились жить в сарае, а чтобы поесть, приходилось просить милостыню. Вале давали редко: мол, много вас таких ходит, всех не прокормить. Рае подавали чаще: вид ребенка, не способного ходить, любого разжалобит. Так и жили, побираясь и лазая по помойкам.
Когда освободили Латвию, собрались сестренки на родину. Добирались они с подругой матери долго, трудно, но доехали.
В родной деревне из всех родственников – только сводная сестра Вера, которая вернулась сюда чуть раньше их. Сколько было слез, радости: ведь выжили, ведь встретились! Теперь не будут они голодать! Хотя и негде было жить, все равно были счастливы – ведь уже дома.
Как смогли, построили шалаш, деревню-то немцы дотла сожгли. Обживались помаленьку, но деревня-то в 120 километрах от Брянска, в 30-ти – от районного центра, ни школы, ни электричества, а ведь девочкам уже восемь и десять лет. Люди посоветовали отдать их в детский дом. Как ни тяжело было решиться расстаться, но решение приняли: все-таки в детдоме кормили и учили.
Когда пришло время выбирать будущую профессию, отправили Раису в ремесленное училище, и через два года стала она токарем. По распределению, как и многие, попала на «пятый почтовый». Их, токарей, возили на АРЗ, где они работали в третью смену, вытачивая шпильки, гайки и прочее для оборудования на «почтовом».
Так и живет она в Северске с 1955 года. Здесь Раиса Алексеевна встретила своего будущего супруга, который проходил срочную службу в одной из воинских частей, а после армии работал столяром, плотником в городском ЖКХ, обслуживая пять котельных, а затем тридцать лет – в ГорУАТе.
Здесь у них родились две дочери. Раисе Алексеевне приходилось, как говорится, крутиться. Меняла место работы в поисках нормального заработка. Работала токарем на ДОКе. На томском радиозаводе приобрела еще одну специальность, став обмотчицей двигателей. Трудилась в этих двух ипостасях в воинской части. Была завхозом в профилактории, а затем экспедитором в воинской части 20161. Затем устроилась завхозом в библиотеку, где проработала 15 лет. Перед пенсией в библиотеке она получала всего 104 рубля. Какая там пенсия будет? Устроилась в 1989 году в садоводство «Сосна». А в 1992 году ушла оттуда на пенсию.
Везде Раиса Алексеевна трудилась добросовестно, ответственно. И в папке у нее хранится огромная пачка благодарностей и почетных грамот, одну и которых ей вручал сам Петр Пронягин.
Раиса Алексеевна считает себя состоявшимся человеком. Потому что пережила такое детство, пропустив все эти ужасы через себя. Потому что они с мужем, которого уже как год не стало, воспитали двух дочерей, которыми гордились, четырех внуков и помогали воспитывать четырех правнуков.
- Я рада, что у меня есть такое поколение. Все с высшим образованием, – сказала она.
Алексей БЕЛКИН
В концентрационный лагерь, который находился в латвийском городке Режица, она попала шестилетним ребенком, пробыла там год – до того времени, как наши войска летом 44-го заняли эту территорию и освободили всех заключенных.
О той жизни в аду она почти ничего не помнит, говорит, маленькая была. А рассказывая о том, как она там оказалась, замечает, что в каких-то деталях она может быть не совсем точна – память у нее уже не та.
- Мы жили в деревне Непорень Брянской области, где я и родилась, – вспоминает она. – Отец был в партизанском отряде – на день уходил в лес, там у них стояли землянки, а ночью прибегал домой. Немцы все сильней лютовали, и нам – маме с девятимесячным ребенком на руках, мне и моей сестре, которая была на два года старше меня, ничего не оставалось, как спрятаться в лесу в одной из землянок.
Однажды, это было летом 43-го, немцы, прочесывая лес, обнаружили нас. Отца тогда с нами не было. Закричали. Мы поняли, приказывают нам выйти из землянки, иначе взорвут ее, уничтожат нас.
Вышли мы, и повели нас в деревню, где к этому времени фашисты повыгоняли людей из домов, собрали их в кучу и стали по нам стрелять. Мне прострелили обе ноги – по две пули в каждую, благо, кости не задели, прошли навылет.
Мама отдала малышку Вале, так звали мою старшую сестру, а меня, всю окровавленную, понесла на руках. Немцы гнали нас. А потом, когда всех нас остановили, собрала у кого что было из вещей, порвала на лоскуты и этим перетянула мне раны.
Сначала нас пригнали в Трубчевск, поселили в какой-то барак, а потом отправили дальше, в Латвию.
…У нас еще была старшая сводная сестра 25-го года рождения – Вера. Мы были вторые у отца. А ее угнали в Германию как взрослую, семнадцатилетнюю, работать. И как она потом рассказывала, собрали их, молодежь, чтобы отправить в Германию. Привезли их под Минск, высадили из грузовых машин, дали лопаты, подвели к траншеям, в которые загнали партизан. Много их было, в том числе и наш отец там. Говорят: «Закапывайте их!»
А отец увидел ее, закричал, заплакал: «Вера, а где остальные мои детки маленькие?!» Немец как услышал, что она папе что-то отвечает, приказал ей закапывать отца. Она отказалась, говорит: «Хоть кидайте меня туда, не буду копать!» Немец ее стеганул плеткой, от чего у нее большой шрам на лице остался. Ее закинули в машину. Зачем убивать? Пускай девки работают.
А закапывали партизан живыми, стоя. Могилы стонали… Немцы еще и местных жителей согнали. Говорят, мол, слушайте, как они орут под землей».
Раиса Алексеевна продолжает свой рассказ:
- Везли нас в концлагерь в открытых вагонах, в каких уголь возят. Выгрузили. Какие-то бараки стоят, в каждом, наверное, по пять ярусов, железные ворота, которые не закрывались.
Маму вместе с другими выгоняли на работу – в лагере ямы копать, в которые, наверное, убирали убитых, раненых. В это время за мной ухаживала сестра.
Когда Валя заболела брюшным тифом, ее поместили в барак для умирающих. Мама каким-то образом выкрала ее оттуда и, сцеживая свое грудное молоко, кормила ее, а также – меня. Братик к этому времени, наверное, уже умер. Своим молоком она и мои раны заливала, полоскала, чем спасла меня.
А потом мама, которую часто, как и других, избивали, умерла.
Помню голод, как мы ели помои, как к колючей проволоке бегут дети, и я – ползком, когда с той стороны вели пленных мужиков. Они нас подкармливали – проталкивали сквозь колючку какую-то еду.
Рая и Валя остались одни. Заботиться о них стала подруга матери. Когда наши войска освободили концлагерь, ей с малышками нужно было как-то жить. В чужой Латвии, где не было ни одного родственника или знакомого, помочь им было некому. С горем пополам устроились жить в сарае, а чтобы поесть, приходилось просить милостыню. Вале давали редко: мол, много вас таких ходит, всех не прокормить. Рае подавали чаще: вид ребенка, не способного ходить, любого разжалобит. Так и жили, побираясь и лазая по помойкам.
Когда освободили Латвию, собрались сестренки на родину. Добирались они с подругой матери долго, трудно, но доехали.
В родной деревне из всех родственников – только сводная сестра Вера, которая вернулась сюда чуть раньше их. Сколько было слез, радости: ведь выжили, ведь встретились! Теперь не будут они голодать! Хотя и негде было жить, все равно были счастливы – ведь уже дома.
Как смогли, построили шалаш, деревню-то немцы дотла сожгли. Обживались помаленьку, но деревня-то в 120 километрах от Брянска, в 30-ти – от районного центра, ни школы, ни электричества, а ведь девочкам уже восемь и десять лет. Люди посоветовали отдать их в детский дом. Как ни тяжело было решиться расстаться, но решение приняли: все-таки в детдоме кормили и учили.
Когда пришло время выбирать будущую профессию, отправили Раису в ремесленное училище, и через два года стала она токарем. По распределению, как и многие, попала на «пятый почтовый». Их, токарей, возили на АРЗ, где они работали в третью смену, вытачивая шпильки, гайки и прочее для оборудования на «почтовом».
Так и живет она в Северске с 1955 года. Здесь Раиса Алексеевна встретила своего будущего супруга, который проходил срочную службу в одной из воинских частей, а после армии работал столяром, плотником в городском ЖКХ, обслуживая пять котельных, а затем тридцать лет – в ГорУАТе.
Здесь у них родились две дочери. Раисе Алексеевне приходилось, как говорится, крутиться. Меняла место работы в поисках нормального заработка. Работала токарем на ДОКе. На томском радиозаводе приобрела еще одну специальность, став обмотчицей двигателей. Трудилась в этих двух ипостасях в воинской части. Была завхозом в профилактории, а затем экспедитором в воинской части 20161. Затем устроилась завхозом в библиотеку, где проработала 15 лет. Перед пенсией в библиотеке она получала всего 104 рубля. Какая там пенсия будет? Устроилась в 1989 году в садоводство «Сосна». А в 1992 году ушла оттуда на пенсию.
Везде Раиса Алексеевна трудилась добросовестно, ответственно. И в папке у нее хранится огромная пачка благодарностей и почетных грамот, одну и которых ей вручал сам Петр Пронягин.
Раиса Алексеевна считает себя состоявшимся человеком. Потому что пережила такое детство, пропустив все эти ужасы через себя. Потому что они с мужем, которого уже как год не стало, воспитали двух дочерей, которыми гордились, четырех внуков и помогали воспитывать четырех правнуков.
- Я рада, что у меня есть такое поколение. Все с высшим образованием, – сказала она.
Алексей БЕЛКИН