Станиславу Сафронову 27 лет. В специальной военной операции участвовал с самого ее начала – добровольцем, потом контрактником. Боевые задачи выполнял в составе подразделения Юргинской бригады. Все это время был санитаром-штурмовиком, в том числе на командирских должностях.

Шесть раз бывал в отпуске по ранениям: пролечится в госпитале, пару недель возьмет себе отпуск, отдохнет дома и обратно – на передовую, какое бы ни было тяжелое ранение.

Имеет много наград, среди них медаль «За отвагу», две медали «За боевое отличие», медаль «За воинскую доблесть».

Что такое счастье?

- Родился я в Северске. В родном городе с первого по шестой класс учился в школе № 88. Потом ее закрыли, перешел в школу № 78. У нас там учитель ОБЖ классный был, полковник в запасе. Вот он меня тоже вдохновлял на это все. В парадах всегда старался участвовать. Как учился? Ну как и многие парни, я был обалдуем, охламоном. Если в начальных классах были пятерки, то потом уже с пятого и далее – стабильный троечник.

- А папа, мама кем работали?

- О родном отце, увы, ничего не знаю. Мама? Сейчас она работает в МБДОУ «Детский сад № 58» воспитателем, получив заочно соответствующее образование. А сначала была нянечкой. Тяжело ей было очень. Мне в детстве приходилось какие-то подработки неофициальные искать, чтобы хоть как-то помогать дома. Потом уже, став старше, начал пропадать на улице. Деньги, не очень хорошие компании закружили…

Сейчас-то я понял, что кем становился: быдлом, гопником. Не место мне в такой среде. Теперь, бывая в отпуске, перестал в городе с кем-либо общаться из тех ребят, потому что такое поведение для меня уже неприемлемо. Пройдя службу, войну, понял, что неправильно жил. Взгляды, жизненные ценности сильно поменялись.

Помню, мы с братом двоюродным поругались. Он возмущался по поводу телефона: мол,  ему подарили, но не такой, как он хотел. Я ему говорю: «Вы здесь зажрались в мирной жизни. Ты не понимаешь, что такое счастье». Пришлось объяснять: «У тебя есть телефон. Он звонит, ну и ладно. У тебя есть машина  на ходу, значит, доедешь, куда тебе надо. Но тебе хочется лучше, покруче, чем у других. Ты один живешь в «двушке». Но тебе хочется квартиру больше. Не получаешь желаемого – все, ты несчастлив! А у нас? Глаза открыли, друг на друга посмотрели: о, живые, отлично! Ящик тушенки, блок сигарет, пачка кофе. Все, больше для счастья ничего не надо по сути! Живой!». Там ни деньги, ни какой-то социальный статус ничего не решают…

В бой – с чистой головой

- Где ты проходил срочную военную службу?

- В городе Абакан, в железнодорожных войсках. Насколько мне известно, там все сержанты, командиры отделений и взводов были с боевым опытом. Они действительно воспитывали в нас солдат. Обучали выносливости, объясняли, как слаженно работать, правильно вести себя в тех или иных ситуациях. Мне это очень нравилось.

Помню, когда объявили мобилизацию, стали приходить новобранцы, не имеющие боевого опыта, ничего не смыслящие в военном деле.  Стараешься их чему-то обучить, говоришь, что пригодятся такие знания, а им – по фигу. Говоришь: «Твоя жизнь может зависеть от твоего товарища, а жизнь твоего товарища от тебя. Мы все друг с другом связаны!». Единицы стоят прямо, внимательно слушают, учатся. У меня всегда было такое правило: в бой - с чистой головой. Хочешь побухать, расслабиться? Чеши в другое подразделение. У меня тебе делать нечего!

Шила в мешке не утаишь

Первые разы, когда уезжал, матери не сказал правды. Придумал легенду: мол, на вахту поехал. А однажды спросонья ответил на ее звонок. Она набрала видеозвонок. А я в госпитале, весь в бинтах, трубках…  Мама: «Это что?» Я: «О, как-то неловко получилось!». Вот так она и узнала, что я на СВО.

Совесть не позволяет

- Какие задачи выполняет санитар-штурмовик?

- Задача у штурмовика, к примеру, взять опорник. У санитара задача - произвести эвакуацию раненых. А санитар-штурмовик - это получается, я со всеми иду в штурм. Да, индивидуальный перевязочный пакет есть у меня. Но помимо того, как наложить жгут, ввести промедол, я могу навести сложные растворы, наложить шины, швы, поставить систему. А значит, шансов у бойца, которому я оказал помощь, будет гораздо больше дотянуть живым до того момента, пока не приедет группа эвакуации. Я не смог просто сидеть в группе эвакуации, потому что понимал: там от меня будет больше пользы.

Очень часто подставлял себя из-за этого: если бы не эта моя упертость, может, у меня половины ранений не было бы…

Да, я опять возвращаюсь туда. По одной простой причине – по-другому я поступить не могу. Совесть не позволяет.

Воевал я не за медали. Родные гордятся, глядя на мои награды, но я не горжусь. Потому что, как минимум, смотря на них, вспоминаю, какую цену я за это заплатил. Сердце кровью обливается, когда вспоминаешь, за что каждая досталась. Ребят теряли…
Да, был соблазн и у меня остаться дома. Как-то почувствовал, что я же уже не вывожу все. Прямо тяжело. И с каждым разом возвращаться все тяжелее. Да и все протезы, которые ставят, они тоже имеют свой срок службы… Но когда натыкаюсь на всякие видео в Интернете, информационные выпуски: вот вижу, как парень лежит в воронке, мучается, орет в агонии от боли, сомнения развеиваются. Я же был на его месте. Знаю, как хочется, чтобы тебя не бросили и тебя вытащили, и помогли. Поэтому я поднимаю свою пятую точку и еду обратно. Да, тяжело. Но жизнь - штука такая. Не дает покоя совесть.

Найти и спасти

- Станислав, приведи примеры того, как ты спасал товарищей и получал ранения.

- Например, ранение бедра с внутренней части – это мы с вражеским танком лесополку не поделили. Мы в обороне стояли на Запорожье, а противник на нас в атаку пошел. Точнее, была разведка боем. Потому что с их стороны максимум было человек сто пехоты, пара бэх (боевых машин пехоты) и танк. Он отрабатывал, а я как раз бежал в сторону раненых. И где-то рядышком прилетело, и мне ногу так откинуло. Я лежу, понимаю, что не просто так у меня нога онемела. Посмотрел, уже был с опытом, панике не поддался – это худший  враг. Достал жгут, перетянул ногу, поставил обезболивающее и пополз дальше к раненым парням.

Однажды тоже вытаскивали раненых, и дроном прилетело по нашему транспорту. Мне сломало ноги, руку и пробило голову. Как писали врачи, осколок зашел в какой-то там мозговой ствол. И я четыре месяца не мог разговаривать.

Но ситуация была забавная, как я заговорил. Дома, будучи в отпуске по ранению, я гулял с собакой – это йорк по кличке Карлуша, который немножко аномальный в том плане, что он больше своих соплеменников. А со мной парни с передовой на связь вышли. У меня все внимание – на телефон. А там, на улице, видать, кошка пробегала, ну и собака дернула поводок. Я поскользнулся и головой стукнулся о бордюр. И понимаю, что заговорил!

Возвращаюсь домой. Стою, молчу, на супругу смотрю. Она такая: «Ты чего?» Произношу два слова – пардон за мой французский. У жены слезы от радости полились... А ведь прогнозы врачей были неутешительными. Но нелепая ситуация вот к чему привела!

Крайний случай – когда меня раненого из населенного пункта Очеретино, который идет после Авдеевки, эвакуировали. Колонной шли по дороге, а в полях были посажены вражеские дроны с датчиками движения, которые среагировали на нас. Понятно, что оператор этих дронов за много километров отсюда. Вот она, современная война: один человек может целую армию сдерживать.

- Тебя не беспокоило то, что, имея тяжелые ранения, будучи, мягко говоря, не совсем физически крепок, можешь не справиться с задачей, подвести товарищей, ради которых ты снова и снова возвращался в строй, на передовую?

- Может, это громко прозвучит, но Бог – судья. В любой ситуации я ни за что не брошу товарищей, не подведу. Года два назад, когда я получил ранение в ногу, я все равно полз, вытаскивал бойца пострадавшего. И все бы ничего, но у меня начала отказывать рука в самый ответственный момент. Дело в том, что до этого у меня были перебиты нервы, а имплант, который стоял вместо артерии, проработал сутки и сломался. Кровообращение толком не идет, и при любой нагрузке рука либо отключается, либо ее сводит от дикой боли. И вот она отказала, болтается, как шланг! Я, недолго думая, работающей рукой зацепил ее за бронник товарища, достал еще один жгут и замотал так, чтобы рука не разжалась. Вот так с нерабочими ногой и рукой все равно вытащил раненого.

Недавно в госпитале с полковником общался. Он говорит: «А почему ты со своими ранениями не пойдешь в БПЛА, дронами управлять? Операторы же сидят на месте и просто работают». Я говорю: «Товарищ полковник, при всем уважении к вам - мне это не надо. Потому что задача БПЛА – найти и уничтожить. Моя задача – найти и спасти».

Помимо своих раненых мне приходилось вытаскивать чужих – раненых противников, за что некоторые штабные офицеры мне выговаривали.

Я ведь шел туда не убивать. Не спорю, в каких-то моментах приходится обороняться. Но опять же я не Бог, чтобы решать, кому жить, кому нет. Я же понимаю, что у него, как и у меня, есть свои близкие, семья, дети, которые его любят и ждут. Я сомневаюсь, что он хочет уйти к Создателю. Поэтому моя задача – спасти и вытащить, а дальше что с ним будет, уже не от меня зависит. Я свою работу выполнил.

Сам погибай, а товарища выручай!

- Станислав, часто ли тебе приходилось видеть проявления мужества и отваги сослуживцев?

- Часто, особенно со стороны тех, кто еще до частичной мобилизации ушел добровольно на СВО. И причем, не важно, какое у него звание – от рядового до майора. Например, до сих пор помню, у нас была зачистка – мы брали населенный пункт Устиновка. И с нами шел командир, он на тот момент капитаном был. Он не шел сзади нас, хотя по уставу так и должно быть. Он шел спереди, вел нас. И только тогда, когда его третий раз уже ранило за время этой зачистки, он уехал на эвакуацию.

Первый раз его цапануло, когда башню БМП-2 пробило, и ему прилетело в руку. Ему наши медики, а тогда с эвакуацией вообще все было отлично, говорят: «Николай Николаевич, давай на эвакуацию». А он: «Нет, я с пацанами останусь».

Мы спешились. Он потом с товарищем, у которого позывной Змей, царствие ему небесное, пополз пулеметчика снимать, который держал дорогу. А мы, получается, по ней шли. Пулеметчик резко начал отрабатывать, но, слава Богу, сглупил, рано начал. Ему надо было ближе нас подпустить. А так пули над головой летают, по нам не попадают. Правда, и не поднять голову было. Командир со Змеем поползли пулеметчика снимать. Раз - и пулемет затих.

Мы отползаем на исходную позицию. А там, где был пулеметчик, где Николаевич со Змеем, вдруг начинают минометы работать. Командира ранило. Ему опять медики говорят: «Давай на эвакуацию». И снова получают ответ: «Нет, я с пацанами буду».

А третий раз… Мы уже взяли три четвертых населенного пункта, в горку поднимались. Земля тряслась, все грохотало, свистело, взрывалось. И вдруг тишина, да такая идеальная, что мошка пукнет, и я это услышу. Я замер, а командир отделения спрашивает: «Лис, ты чего?» Я говорю: «Слишком тихо. Сейчас что-то будет».

Я начинаю поворачиваться и… А польский миномет – он такой гаденький: выхода не слышно, прилета толком тоже, и буквально за секунду до падения ты услышишь мину. Я когда  услышал, то единственное что успел – взять за бронежилет командира отделения, который шел передо мной, и в итоге весь удар взять на себя. И тогда же цапануло в третий раз Николая Николаевича. Он сначала меня перемотал и только потом – уже себя. И тогда он согласился на эвакуацию.

Так как пехота противника пошла в ответное наступление, нас разделили на группы. Меня парни тащили на себе пять километров по местности, которая была, как горы. При этом по ним еще и минометы работали. Я их неоднократно просил (по рассказам товарищей после): «Бросьте меня, дайте мне автомат, оставьте мне гранату». У меня из-за большой  потери крови, болевого шока пелена белая перед глазами. Я только слышу, что вокруг происходит, но не вижу. Только повторяю слова про автомат и гранату, что я обуза. В ответ обматерили, схватили снова и понесли.

Лисьи уловки – способ защиты от врага

- А твой позывной «Лис» – это потому, что ты умный и хитрый?

- У нас есть такая примета, по крайней мере у нас, не знаю, как в других подразделениях, что перед боем да и в целом: бреешься – готовишь себя в могилу. А потому мы были постоянно заросшие. У меня же борода большая, рыжая. Но «Лис» не потому.

Как-то ночью мне не спалось, а потому пошел проверить позиции. Темнота, не видно ни зги. Вижу – костерок горит, люди вокруг. Подошел, подсел к ним, поболтали. Тихо, мирно. Но, как позже оказалось, это были враги. Как не спалился? Мы ведь тогда еще повязок не носили никаких. Форма одежды – тактика. Шевроны и так далее – это все в основном висит на бронежилете, еще на чем-нибудь. Говорили они без акцента, без каких-то оскорблений в чью-либо сторону. Дело в том, что у меня вообще политика такая: нет плохой нации, есть плохие люди. И у меня нет такого отношения: мол, если украинец, то все – его надо загнобить. Я же не знаю, какой он человек. Может быть, он действительно хороший. Вот после того случая меня командир прозвал Лисом. Так и прилипло.

Командир всегда первый!

- На каких командирских должностях ты был?

- Командиром отделения, взвода, роты. На пару недель я даже был командиром батальона. Но меня сняли через две недели за некомпетентность. По причине того, что все командиры батальона должны сидеть где-нибудь в километрах тридцати от нуля. Это где тебя высаживают, где еще может техника доезжать без риска. А дальше вы уже своим путем идете.

Я же просто с ребятами пошел вперед, потому что в свое время на своих командиров насмотрелся. Они для меня были авторитетом, примером для подражания. Они не смотрели, какое у кого звание. Они с нами были на равных всегда. Потому что там у вменяемого, адекватного, разумного человека будет понятие того, что все равны. Потому что, по идее, звание и должность не влияют на степень, как тебя заденет – от маленького осколочка до отрыва конечности, звание тут ничем не поможет.

За мир без нацизма

- Станислав, а родные и близкие не говорят: мол, хватит, пора тебе остановиться?

- Мне они постоянно это говорили и говорят, в том числе товарищи из моих подразделений, бригады: «Лис, все хорош, списывайся. И так отдал больше, чем нужно. На тебе места живого нет. Давай домой. У тебя дети растут. Им нужен отец».

А я отвечаю: «А чем я хуже или лучше других? У них же тоже дети. Если что-то со мной случится – да, будет печально, дети будут без отца. Но я же не где-то в подворотне пьяный от передоза умер. Я, как минимум, защищал их же небо над головой. А это стоящее дело».

Да, неоднократно пытались меня списать командиры, потому что в прямом смысле слова у меня половина тела уже не моя. И вот 11 августа этого года меня из Вооруженных сил уволили по непригодности, по состоянию здоровья. ЧВК меня тоже не брали. Но я нашел возможность: записался в корпус Святого Георгия в Луганске. Это ополчение. Думаю, с моим опытом, навыками еще пригожусь.

Разумеется, ругался с родными: они не понимают, почему я не останусь дома, ведь возможностей много. Говорили мне, что многие хотят наоборот оттуда свалить. А я говорю: «Ну, во-первых, я не многие»…

- Но у тебя все-таки много ранений…

- Никогда не бывает все просто. За все приходится платить. За возможность жить в мире без фашизма, нацизма мы платим собственным здоровьем и жизнями. Например, за то, чтобы у меня дома было все хорошо, чтобы моим детям, родным ничего не угрожало. И мне заплатить эту цену вплоть до жизни не так уж жалко. Не спорю, умирать-то не хочется. Но повторю: если эта цена нужна ради того, чтобы моим близким было хорошо, чтобы они были в безопасности, я ее заплачу.

Александр ЯКОВЛЕВ