Северчанка Людмила Алексеевна Горбелик позвонила в редакцию нашей газеты и сказала: «В этом году отмечается столетие Первой мировой воны. Отец моего мужа Всеволод Иванович Горбелик, мой свекор, имел к ней отношение. Может быть, вам это будет интересно?»
Она предоставила «Диалогу» воспоминания Всеволода Ивановича о своей жизни, напечатанные на пишущей машинке. Там есть и эпизоды, связанные с Первой мировой войной. Первую часть воспоминаний в сокращенном варианте мы опубликовали в прошлом номере газеты. Теперь предлагаем  вторую часть. Третью и последнюю часть разместим в следующем номере «Диалога». 

В чине прапорщика
 
У нас в последний месяц пребывания в школе прапорщиков начались предвыпускные мероприятия: заказ и примерка офицерских сапог и обмундирования, экзамены и смотры, выдача офицерского оружия – револьвера и шашки.
Наконец – Торжественный выпуск, производство в первый офицерский чин прапорщика, распределение по военным округам, выпускной вечер с приемом приглашенных молодыми офицерами родственников и знакомых, духовым оркестром и танцами.
Вечер прошел блестяще. Ко мне пришла двоюродная сестра Ксения и привела с собой симпатичную учительницу, с которой я не был знаком. Она мне понравилась и, видимо, я ей тоже, но больше нам встречаться не пришлось.
Окончив школу 10 февраля 1917 года, я  получил направление в Петербургский военный округ и двухнедельный отпуск. С теми же удобствами, о которых уже рассказывал, прибыл уже офицером в Могилев к родителям. Папу встретил тоже в офицерском чине. В январе 1917 года его призвали в армию, и он стал работать писарем в одном из артиллерийских штабов при ставке Верховного главнокомандующего в г. Могилеве. Вскоре его утвердили во втором воинском нестроевом чине и назначили помощником столоначальника в том же штабе, где он начал службу писарем. Жить стало легче. Но быть на военной службе папе пришлось недолго. Скоро он демобилизовался по возрасту и начал работать заведующим низшей школы на окраине Могилева.
 
В пехотном запасном полку
…Отпуск кончился. Пришлось отправляться в Петербург. Явился в комендатуру города, получил ордер в гостиницу для командированных офицеров, которая оказалась очень удобной. Утром следующего дня отыскал штаб военного округа, отрапортовал кому полагается и получил документы для отправления на службу в 178-й запасный пехотный полк. Переночевал еще ночь и отправился к месту назначения в Селищенские казармы в Новгородскую губернию. Все шло быстро как по маслу.  
…В казармах размещался пехотный запасный полк. Штаб полка занимал несколько комнат в одной из казарм. Прямо с дороги явился в штаб, отрапортовал адъютанту, а затем командиру полка, ответил на их вопросы и получил назначение на должность младшего офицера в одну из рот.
Задача запасного полка – готовить к отправке на фронт маршевые роты солдат. На подготовку маршевой роты отводится определенный короткий срок. Комплектуются роты из новобранцев различного возраста, с каждым годом более старого. Во время моей службы в полку преобладали солдаты пожилого возраста; вскоре начали прибывать амнистированные из мест заключения.
Включился в работу по подготовке маршевой роты. Каждое утро к началу занятий младшие офицеры должны были являться в казарму к своему взводу и затем целый день присутствовать на занятиях. Почти все занятия с солдатами проводили ефрейторы и унтер-офицеры. Младшие офицеры наблюдали за занятиями, проверяли успеваемость.
На плацу занятия состояли из расчетов, сдвоения рядов, поворотов, ответов на приветствия командирам разного ранга, упражнений с винтовками и других.
В казарме, а летом тоже на плацу, проводилась так называемая словесность: изучение воинских званий, чинов и их величания, воинские подразделения, обязанности солдата, многие уставы, устройство оружия и так далее.
Все это давалось новобранцам с большим трудом, особенно неграмотным и малограмотным. А таких было большинство.
Обычно, если занятия проводились на плацу, офицеры собирались группами и беседовали друг с другом, рассказывали анекдоты, пока вблизи не появлялся кто-нибудь из старших офицеров, особенно отличавшихся строгостью.
Младшим офицерам приходилось вести следствия и составлять протоколы дознаний по различным преступлениям, совершаемым солдатами. Так, например, мне пришлось расследовать ограбление бакалейной лавки в поселке и допрашивать подозреваемых в этом преступлении солдат из амнистированных.
Свободное время офицеры проводили в так называемом офицерском собрании или на квартирах у товарищей. Многие увлекались азартными карточными играми. Я попробовал однажды принять участие в карточной игре, проиграл почти все полученное накануне жалованье и больше никогда в этом деле не участвовал.
Часть офицеров, и пожилых и молодых, занимались выпивкой, доставая самогонку, так как водка была запрещена, и достать ее было невозможно. Я водки и более самогонки никогда не пил. Она мне всегда была противной.
Женщинами тоже не увлекался, хотя их было довольно много в поселке, и многие из них охотились за молодыми офицерами, всячески стараясь выйти за них замуж, чтобы после отправки мужа на фронт получить аттестат, то есть деньги. Дочь хозяина квартиры пробовала гулять со мной, но ничего не добилась. Я никогда не любил целоваться. Занимался я чтением и прогулками по окрестностям. Купил даже одностволку, но не охотился, так как сезон был не охотничий.
В начале июня, примерно через три месяца после прибытия в Селищенские казармы, меня неожиданно вызвали в штаб полка и объявили, что я перевожусь по предписанию ставки в 7-й отдельный тяжелый артиллерийский дивизион особого назначения, находящийся в городе Рыбинске.
 
Дивизион особого назначения
Прибыл в Рыбинск, узнал у коменданта города, где находится часть, в которую назначен, и на извозчике добрался до военного городка километрах в двух от окраины города.
За высоким дощатым забором масса выстроенных в правильные ряды бревенчатых занумерованных бараков, одинаковых по наружной форме, но, как мне стало ясно впоследствии, различающихся по внутреннему оборудованию и назначению. Большая часть бараков предназначалась для жизни  солдат. Почти вся площадь их была занята двумя рядами двухэтажных деревянных нар, на которых спали солдаты. У входа в барак отгорожено досками несколько комнат для унтер-офицеров. Отапливался барак двумя большими кирпичными печами. В таких же бараках-конюшнях были устроены стойла для лошадей. Барак для офицеров состоял из двух рядов комнат, между которыми проходил коридор. Стены комнат не доходили до потолка, чтобы теплый воздух  о т печей мог распространяться по всему бараку.
Недалеко от ворот городка стоял барак  № 1 штаба дивизиона. Туда мне и надо было. Вошел, отрапортовал адъютанту, а затем командиру дивизиона – полковнику в гвардейской форме. Они со мной побеседовали и назначили младшим офицером в парк дивизиона. Вестовой штаба отвел сначала в офицерский барак, где мне дали ключ от комнаты и белье для постели. Затем пошли к командиру парка, находившемуся в другом конце городка. Отрапортовал. Познакомились. Все офицеры, с которыми пришлось познакомиться в этот день, произвели очень хорошее впечатление. Как оказалось дальше, все офицеры артиллерии – люди значительно более образованные, развитые и культурные по сравнению с пехотными, с которыми я имел дело до этого.
Долго беседовал со мной мой непосредственный начальник-командир парка, очень пожилой капитан, по-видимому, украинец. От него узнал, что наш дивизион имеет название «особого назначения» потому, что готовился к отправке во Францию – в находящийся там русский корпус.
Как мне стало ясно позднее, попал я в этот дивизион вследствие хлопот папы, служившего помощником столоначальника в артиллерийском штабе при ставке Верховного главнокомандующего. По согласовании со своим начальством папа внес в список офицеров, необходимых для укомплектования дивизиона, меня, как студента, знакомого с французским языком.
Дивизион состоял из штаба дивизиона с командами управления и разведки, трех батарей и артиллерийского парка. В каждой батарее было три тяжелые шестидюймовые гаубицы и три взвода артиллеристов; каждое орудие перевозилось шестеркой мощных лошадей; зарядный ящик – одной-двумя парами. Парк состоял из повозок для перевозки снарядов, мастерских и пр.
 
Во Францию мы не поедем
В дивизионе были подобраны рослые солдаты, причем в батареи их назначали по цвету волос. В первую батарею подбирали брюнетов, во вторую – шатенов, в третью – блондинов. Так же подбирали и лошадей – вороных, гнедых, рыжих; управленцам – серых. Личное оружие артиллеристов – карабин и бейбуты.
Подготовка к отправке заканчивалась. Участвовали в ней английские офицеры – инструкторы. Они еще жили у нас в дивизионе. Между прочим, белого хлеба у нас, в том числе и в нашей столовой, в те времена совершенно не было. Но для англичан его откуда-то доставали. Англичане хлеба вообще ели очень мало, и некоторая часть белого хлеба в столовой доставалась и нам. Вскоре наши англичане от нас уехали, и мы перестали видеть белый хлеб, как нам казалось, до приезда во Францию.
Когда я приступил к работе, мой командир подробно рассказал о строении и задачах артиллерийского парка, о ближайших моих задачах как младшего офицера в этой части дивизиона.
Учебные занятия проводились на площади между бараками и наружной изгородью. Здесь были выстроены батареи орудий строго в одну линию, а в конце – повозки парка. У батарей постоянно стояли часовые.
Здесь изучали и систематически повторяли устройство орудий, уход за ними, запряжку и распряжку лошадей, поход орудий, наводку орудий на цель, зарядку, стрельбу и так далее.
В парке проводились занятия по уходу за лошадьми, запряжке их в повозки, езде в определенном строю и т.д. За мной была закреплена  верховая лошадь, и я должен был учиться верховой езде, а также участвовать во всех занятиях парка. Обучал меня сам командир парка, но редко. Очень хороший человек (с ним мне впоследствии пришлось служить долго в Красной армии).   
Так как у нас солдаты были немолодые и послужившие, дисциплина поддерживалась. Так, например, в начале 1918 года в рыбинском гарнизоне под влиянием чьей-то пропаганды начались беспорядки – были разграблены наиболее крупные магазины, подожжен и разграблен водочный завод с большими складами спиртных напитков; несколько солдат сгорело. Солдаты нашего дивизиона в этих беспорядках участия не принимали.
Довольно часто организовывались митинги, на которых выступали докладчики различных политических партий, в том числе и большевики. Разобраться в политике было трудно, но было ясно, что наиболее правильны лозунги большевиков.
Вскоре стало ясно, что во Францию мы не поедем. Прошел слух, что один такой же дивизион, как наш, отправленный раньше, был потоплен в Северном море. Вскоре началась демобилизация соседних частей в Рыбинске, а затем частично и у нас. Был оставлен командный состав и часть солдат, необходимых для сдачи большого и ценного имущества в военные склады.
Мы сдавали свое имущество в склад, находившийся в бывших солевых амбарах на товарной станции Рыбинск. Я писал описи имущества под диктовку командиров батарей почти месяц, ежедневно утром приходя на работу.
Жил всю зиму в хорошей комнате в центре города. На работу и с работы ездил верхом на лошади, которую приводил и отводил, когда это было нужно, закрепленный за мной вестовой – пленный мадьяр. У него тоже была верховая лошадь. Меня он почему-то называл «казак» и относился ко мне с уважением.
 
Подготовил Александр ЯКОВЛЕВ

Продолжение следует...