Категории
ЖКХ
(96)
Образование
(106)
Политика
(30)
Экономика
(28)
Общество
(298)
Спорт
(105)
Культура
(84)
Наука и техника
(11)
Происшествия
(13)
Здоровье
(25)
Поколение победителей
(67)
Внегородские территории
(12)
Рожденная победой
(3)
Детский отдых
(3)
Спрашивали - отвечаем
(1)
Письмо в редакцию
(2)
Ликвидаторы
(5)
Свое личное дело
(3)
Прочее
(13)
Невидимый враг
В апреле 1986 года в страшную и таинственную зону под названием Чернобыль, отправились тысячи наших сограждан. Удивительно, но мир после обнародования информации о случившейся аварии не перевернулся. По телевизору показывали вести с сельхоз полей и репортажи со съездов. А беда существовала как бы параллельно. Военкоматы отправляли повестки запасникам второй категории, так называемым солдатам-резервистам. Призывали мужчин старше 35 лет, у которых было двое детей. На предприятиях шел свой призыв, добровольцев, которые воспринимали поездку в Чернобыль, как обычную командировку, мол, надо так надо.
В управление строительства № 605 (УС-605), созданное Министерствами среднего машиностроения и энергетики и электрификации СССР, направляли людей различных специальностей со всей страны: строителей, медиков, дозиметристов, поваров, эпидемиологов. Среди них были и женщины. Наш рассказ об Ольге Николаевне Ивановой. В 1986 году она работала в Управлении «Химстрой» инженером по качеству работ.
«Зачем прислали девчонку?»
5 сентября 30-летняя Ольга Иванова стояла в кабинете у начальника третьего района УС-605 Кирилла Степановича Тыдыкова.
Тыдыков был безмерно возмущен и сразу по прямому телефону связался с руководством «Химстроя». «Он очень скверно ругался. «Зачем прислали девчонку? Молодая! Не могу я ее туда допустить!» - кричал он и стучал кулаком по столу, - вспоминает Ольга Николаевна. - 30 лет - это еще репродуктивный возраст. И работать в зоне радиации мне было нельзя. До 45 лет женщин в зону не пускали. Кирилл Степанович требовал, чтобы я немедленно возвращалась домой. А я в то время была секретарем комсомольской организации строительного управления № 3 «Химстроя», мне дали задание, и я должна была его выполнить. К тому же я точно знала, что медкомиссию прошла только я, и других, годных по медицинских показателям, специалистов моего профиля на нашем предприятии не оказалось. А еще, когда уезжала из Северска, руководство меня заверило, что непосредственно на место аварии выезжать не придется: мол, будешь заниматься оформлением документов».
В реальности же оказалось все совсем не так. Задача третьего района УС-605, куда откомандировали Ольгу Иванову, состояла в том, чтобы возвести перекрытия над развалами четвертого блока. Ежедневно вместе с дозиметристами, которые, к слову, больше недели не допускали ее на участок, молодая женщина выходила на площадку. «Немецкий кран «Демаг», при помощи которого должны были возводить металлические конструкции саркофага, был очень тяжелый. У него только гусеницы высотой с этаж. Чтобы такая махина могла работать, под него нужно было подготовить специальную площадку как раз напротив четвертого энергоблока. И вот я следила в том числе, как оседает грунт под этим краном, чтобы потом проектировщики саркофага могли внести поправки в проект», - рассказала Ольга Иванова.
«Не видим и не слышим»
На вопрос, а понимала ли она сама до конца, с чем ей придется столкнуться, Ольга Иванова ответила, что не помнит своих личных переживаний по этому поводу, больше она волновалась за то, что здесь, в Северске, оставалась ее пятилетняя дочка, по которой она все это время очень скучала.
Еще Ольга Николаевна говорит, что Кирилл Степанович Тыдыков старался, как мог, ее беречь. На смену ему приехал Илья Семенович Черный, он был моложе, энергичнее и старался выполнить поставленные задачи в кратчайший срок. «Мы - строители, и не разбирались в радиационной ситуации. Это понимание пришло со временем, - говорит она. - Да, нужно было защищаться, требовалась спецодежда. Необходимо было носить «лепестки», чтобы защитить органы дыхания. Радиация - враг невидимый, мы ее не ощущали ни по цвету, ни по запаху, ни на слух. Эту опасность всецело понимали только дозиметристы. Это они шаг за шагом устанавливали границы опасной и безопасной зон, которые можно было нащупать только специальными приборами. А мы в жаркие дни часто снимали с лица «лепестки».
Неизгладимое впечатление произвел сам Чернобыль. Жуткая картина, - продолжает Ольга Николаевна. - Во-первых, поразила мертвая тишина. Будто ветра и нет вовсе. Казалось, сам воздух мертвый. Птиц не слышно. В отличие от Припяти в Чернобыле в основном двух-трехэтажные дома. Много частных домиков. Создавалось впечатление, что все люди просто в один миг исчезли. Раз, и их не стало. А между тем на балконах висят детские платьишки и рубашечки. Они уже выцвели, выгорели на солнце. Во дворах на цепях мертвые собаки. Даже вспоминая это, комок к горлу подкатывает. Привыкнуть к этому было невозможно…»
В спартанских условиях
Жили ликвидаторы в пионерском лагере «Голубые озера», что в 140 километрах от Чернобыля. На дорогу в одну сторону уходило до 2,5 часа. Это время тратилось исключительно на сон.
Ольге Николаевне на уроках мужества дети часто задают вопрос: «Вы женщина, а там мужчины. А в чем вы ходили?». Отвечает она на это так: не было деления на мужчин и женщин, были специалисты, каждый из которых выполнял отведенную ему функцию, задачу. «И потом, в тех условиях, что мы жили, через неделю уже было все равно, что на тебе одето, как ты выглядишь, - говорит ликвидатор. - А жила я в условиях довольно-таки интересных. Домик с небольшой верандой и комнатой. В комнате три кровати и раскладушка. Возвращались мы поздно ночью, так как транспорт постоянно задерживали из-за очистки на трех дезактивационных постах – по мере удаления от Чернобыля загрязнение с автобуса смывали. И вот к лагерю мы приезжали ночью. В кромешной темноте я шла к домику. Было страшно. Душа в пятки уходила. Прихожу в домик, а девчата уже спят. В два часа ночи падала спать, а в пять утра снова вставали. И так два месяца подряд, без выходных».
Душа не было. Умывались на улице. Вода текла только холодная. В октябре начались первые ночные заморозки, и вода в этом кране замерзала. «Постучишь по гусачку, льдинка выпадет, и тогда пойдет вода», - улыбается Ольга Николаевна. Позже привезли вагончик, где сделали душ.
Кстати, насчет нарядов - ходили все в танковых костюмах. Это была повседневная одежда. Приехав в Чернобыль, ликвидаторы переодевались в другие защитные костюмы. Ольга Иванова приехала в командировку с небольшой сумкой, в которой привезла спортивный костюм и сменное белье. Когда собиралась ехать домой, ей не разрешили взять с собой эти вещи, так они уже были загрязнены радиацией.
«Еще отчетливо врезалось в память, чем нас кормили, - рассказывает она. - Со мной в одном домике жила Валентина, которая отвечала за наше меню. Она все время чертыхалась, что нам многое нельзя было кушать. Каждый день была каша. Таких разновидностей каш я больше никогда не ела. В добавление к каше на обед был большой кусок отварного мяса. А другая моя соседка Нина была поварихой. И я ее всегда просила: «Ниночка, ну ты хоть картофелинку принеси мне». И однажды, после рабочего дня, возвращаюсь, а на моей кровати лежит записка и стоит маленькая сковородочка, накрытая крышечкой. Поднимаю крышку, а там жареная картошка! Конечно, блюдо уже остыло. Но картошка такая была вкусная! И еще помню, что мне, северчанке, очень хотелось колбасы. А пить мы могли только минеральную воду. Она стояла ящиками, и даже чай из нее был».
Сувениры из зоны
Осенью 1986 года жителям Чернобыля разрешили забрать свои вещи. Мебель, ковры и посуду они везли в открытых грузовиках, которые на каждом из трех дезактивационных постах тщательно мыли. Поливали прямо сверху специальным едким химическим раствором. Краска с ковров, шкафов, диванов стекала грязным потоком. Но это никого не останавливало – люди забирали свои вещи и в таком состоянии.
«Я на тот момент уже понимала опасность радиационного загрязнения, и меня поражало, неужели люди не осознают, что везут к себе смерть, - говорит Ольга Николаевна. - Физики рассказывали, что пытались изобрести составы для дезактивации, чтобы отмыть город Припять (а город ведь и, правда, был красивый, современный). Обливали фасады зданий этими растворами, обрабатывали подъезды домов, но толку не было – через сутки фонило так же».
А еще наша героиня вспоминает случай, который с ней произошел по дороге домой. С ней в одном купе поезда ехал мужчина в годах, солдат-резервист, такой же участник ликвидации аварии. И вот он решил похвастаться, какой сувенир везет своему внуку – колокольчик на дверной звонок. «Вы понимаете, что делаете?» - спрашиваю его, - рассказывает Ольга Иванова. - «Я же в пакетике везу…» - говорит он. Представляете, насколько были не осведомлены люди? Поэтому когда в зону потянулись сталкеры, которые развозили такие «сувениры» по всей стране, я была в ужасе».
Жизнь после
Ольга Николаевна уехала незадолго до того, как правительственной комиссии был сдан объект «Укрытие». 30 ноября 1986 года среди ликвидаторов аварии на ЧАЭС называется не иначе, как Днем победы, ведь чтобы защитить мир от техногенной катастрофы, чтобы потушить радиационный фон, эти люди в прямом смысле слова отдавали свое здоровье и жизни.
«Вернувшись домой, я через несколько дней в коридоре управления «Химстрой» встретилась с Кириллом Степановичем Тыдыковым, - продолжает свой рассказ Ольга Николаевна. - Спросила у него, как он себя чувствует, потому что еще будучи в Чернобыле, он жаловался на головные боли. Он сильно перебрал дозу облучения. Тыдыков - первый из северских ликвидаторов ушел из жизни, не дожив и до годовщины аварии на ЧАЭС».
В справке Ольги Николаевны, которую ей выдали по окончанию командировки, говорится о том, что она получила облучение в 15,4 рентген «с понижающим коэффициентом 4». Объяснили это ликвидаторам так, что на тот момент дезактивация на ЧАЭС была уже завершена и правительству об этом отчитались. А в таком случае радиационного фона там быть не могло. «На одежде мы носили небольшую планочку, внутри которой были специальные накопители, - рассказала наша героиня. - Если карандаши нам заправляли только в зоне и их мы сдавали сразу, как покидали ее, то эту планочку мы не снимали никогда. И если бы не был применен понижающий коэффициент, то тогда нас нужно было бы сразу отправить на пенсию, ведь получается, что доза у меня переваливала за 60 рентген».
Последствия? Конечно, они есть. Ольга Николаевна инвалид второй группы с 2001 года. Причина инвалидности – работа на ЧАЭС. Но ликвидаторы неохотно разговаривают на эту тему. Тем не менее никто из них не говорит, что нужно прекратить строительство атомных станций. «Эта авария не показатель того, что нужно отказаться от атомной энергии, - уверена Ольга Николаевна. - Разве люди готовы отказаться от электричества, тепла в своих домах? Думаю, нет. К тому же любая техногенная катастрофа происходит по вине человека. А стало быть, мы, люди, должны понимать, что на нас лежит ответственность за жизнь на земле».
Наталья ДЕНИСОВА
фото автора
В управление строительства № 605 (УС-605), созданное Министерствами среднего машиностроения и энергетики и электрификации СССР, направляли людей различных специальностей со всей страны: строителей, медиков, дозиметристов, поваров, эпидемиологов. Среди них были и женщины. Наш рассказ об Ольге Николаевне Ивановой. В 1986 году она работала в Управлении «Химстрой» инженером по качеству работ.
«Зачем прислали девчонку?»
5 сентября 30-летняя Ольга Иванова стояла в кабинете у начальника третьего района УС-605 Кирилла Степановича Тыдыкова.
Тыдыков был безмерно возмущен и сразу по прямому телефону связался с руководством «Химстроя». «Он очень скверно ругался. «Зачем прислали девчонку? Молодая! Не могу я ее туда допустить!» - кричал он и стучал кулаком по столу, - вспоминает Ольга Николаевна. - 30 лет - это еще репродуктивный возраст. И работать в зоне радиации мне было нельзя. До 45 лет женщин в зону не пускали. Кирилл Степанович требовал, чтобы я немедленно возвращалась домой. А я в то время была секретарем комсомольской организации строительного управления № 3 «Химстроя», мне дали задание, и я должна была его выполнить. К тому же я точно знала, что медкомиссию прошла только я, и других, годных по медицинских показателям, специалистов моего профиля на нашем предприятии не оказалось. А еще, когда уезжала из Северска, руководство меня заверило, что непосредственно на место аварии выезжать не придется: мол, будешь заниматься оформлением документов».
В реальности же оказалось все совсем не так. Задача третьего района УС-605, куда откомандировали Ольгу Иванову, состояла в том, чтобы возвести перекрытия над развалами четвертого блока. Ежедневно вместе с дозиметристами, которые, к слову, больше недели не допускали ее на участок, молодая женщина выходила на площадку. «Немецкий кран «Демаг», при помощи которого должны были возводить металлические конструкции саркофага, был очень тяжелый. У него только гусеницы высотой с этаж. Чтобы такая махина могла работать, под него нужно было подготовить специальную площадку как раз напротив четвертого энергоблока. И вот я следила в том числе, как оседает грунт под этим краном, чтобы потом проектировщики саркофага могли внести поправки в проект», - рассказала Ольга Иванова.
«Не видим и не слышим»
На вопрос, а понимала ли она сама до конца, с чем ей придется столкнуться, Ольга Иванова ответила, что не помнит своих личных переживаний по этому поводу, больше она волновалась за то, что здесь, в Северске, оставалась ее пятилетняя дочка, по которой она все это время очень скучала.
Еще Ольга Николаевна говорит, что Кирилл Степанович Тыдыков старался, как мог, ее беречь. На смену ему приехал Илья Семенович Черный, он был моложе, энергичнее и старался выполнить поставленные задачи в кратчайший срок. «Мы - строители, и не разбирались в радиационной ситуации. Это понимание пришло со временем, - говорит она. - Да, нужно было защищаться, требовалась спецодежда. Необходимо было носить «лепестки», чтобы защитить органы дыхания. Радиация - враг невидимый, мы ее не ощущали ни по цвету, ни по запаху, ни на слух. Эту опасность всецело понимали только дозиметристы. Это они шаг за шагом устанавливали границы опасной и безопасной зон, которые можно было нащупать только специальными приборами. А мы в жаркие дни часто снимали с лица «лепестки».
Неизгладимое впечатление произвел сам Чернобыль. Жуткая картина, - продолжает Ольга Николаевна. - Во-первых, поразила мертвая тишина. Будто ветра и нет вовсе. Казалось, сам воздух мертвый. Птиц не слышно. В отличие от Припяти в Чернобыле в основном двух-трехэтажные дома. Много частных домиков. Создавалось впечатление, что все люди просто в один миг исчезли. Раз, и их не стало. А между тем на балконах висят детские платьишки и рубашечки. Они уже выцвели, выгорели на солнце. Во дворах на цепях мертвые собаки. Даже вспоминая это, комок к горлу подкатывает. Привыкнуть к этому было невозможно…»
В спартанских условиях
Жили ликвидаторы в пионерском лагере «Голубые озера», что в 140 километрах от Чернобыля. На дорогу в одну сторону уходило до 2,5 часа. Это время тратилось исключительно на сон.
Ольге Николаевне на уроках мужества дети часто задают вопрос: «Вы женщина, а там мужчины. А в чем вы ходили?». Отвечает она на это так: не было деления на мужчин и женщин, были специалисты, каждый из которых выполнял отведенную ему функцию, задачу. «И потом, в тех условиях, что мы жили, через неделю уже было все равно, что на тебе одето, как ты выглядишь, - говорит ликвидатор. - А жила я в условиях довольно-таки интересных. Домик с небольшой верандой и комнатой. В комнате три кровати и раскладушка. Возвращались мы поздно ночью, так как транспорт постоянно задерживали из-за очистки на трех дезактивационных постах – по мере удаления от Чернобыля загрязнение с автобуса смывали. И вот к лагерю мы приезжали ночью. В кромешной темноте я шла к домику. Было страшно. Душа в пятки уходила. Прихожу в домик, а девчата уже спят. В два часа ночи падала спать, а в пять утра снова вставали. И так два месяца подряд, без выходных».
Душа не было. Умывались на улице. Вода текла только холодная. В октябре начались первые ночные заморозки, и вода в этом кране замерзала. «Постучишь по гусачку, льдинка выпадет, и тогда пойдет вода», - улыбается Ольга Николаевна. Позже привезли вагончик, где сделали душ.
Кстати, насчет нарядов - ходили все в танковых костюмах. Это была повседневная одежда. Приехав в Чернобыль, ликвидаторы переодевались в другие защитные костюмы. Ольга Иванова приехала в командировку с небольшой сумкой, в которой привезла спортивный костюм и сменное белье. Когда собиралась ехать домой, ей не разрешили взять с собой эти вещи, так они уже были загрязнены радиацией.
«Еще отчетливо врезалось в память, чем нас кормили, - рассказывает она. - Со мной в одном домике жила Валентина, которая отвечала за наше меню. Она все время чертыхалась, что нам многое нельзя было кушать. Каждый день была каша. Таких разновидностей каш я больше никогда не ела. В добавление к каше на обед был большой кусок отварного мяса. А другая моя соседка Нина была поварихой. И я ее всегда просила: «Ниночка, ну ты хоть картофелинку принеси мне». И однажды, после рабочего дня, возвращаюсь, а на моей кровати лежит записка и стоит маленькая сковородочка, накрытая крышечкой. Поднимаю крышку, а там жареная картошка! Конечно, блюдо уже остыло. Но картошка такая была вкусная! И еще помню, что мне, северчанке, очень хотелось колбасы. А пить мы могли только минеральную воду. Она стояла ящиками, и даже чай из нее был».
Сувениры из зоны
Осенью 1986 года жителям Чернобыля разрешили забрать свои вещи. Мебель, ковры и посуду они везли в открытых грузовиках, которые на каждом из трех дезактивационных постах тщательно мыли. Поливали прямо сверху специальным едким химическим раствором. Краска с ковров, шкафов, диванов стекала грязным потоком. Но это никого не останавливало – люди забирали свои вещи и в таком состоянии.
«Я на тот момент уже понимала опасность радиационного загрязнения, и меня поражало, неужели люди не осознают, что везут к себе смерть, - говорит Ольга Николаевна. - Физики рассказывали, что пытались изобрести составы для дезактивации, чтобы отмыть город Припять (а город ведь и, правда, был красивый, современный). Обливали фасады зданий этими растворами, обрабатывали подъезды домов, но толку не было – через сутки фонило так же».
А еще наша героиня вспоминает случай, который с ней произошел по дороге домой. С ней в одном купе поезда ехал мужчина в годах, солдат-резервист, такой же участник ликвидации аварии. И вот он решил похвастаться, какой сувенир везет своему внуку – колокольчик на дверной звонок. «Вы понимаете, что делаете?» - спрашиваю его, - рассказывает Ольга Иванова. - «Я же в пакетике везу…» - говорит он. Представляете, насколько были не осведомлены люди? Поэтому когда в зону потянулись сталкеры, которые развозили такие «сувениры» по всей стране, я была в ужасе».
Жизнь после
Ольга Николаевна уехала незадолго до того, как правительственной комиссии был сдан объект «Укрытие». 30 ноября 1986 года среди ликвидаторов аварии на ЧАЭС называется не иначе, как Днем победы, ведь чтобы защитить мир от техногенной катастрофы, чтобы потушить радиационный фон, эти люди в прямом смысле слова отдавали свое здоровье и жизни.
«Вернувшись домой, я через несколько дней в коридоре управления «Химстрой» встретилась с Кириллом Степановичем Тыдыковым, - продолжает свой рассказ Ольга Николаевна. - Спросила у него, как он себя чувствует, потому что еще будучи в Чернобыле, он жаловался на головные боли. Он сильно перебрал дозу облучения. Тыдыков - первый из северских ликвидаторов ушел из жизни, не дожив и до годовщины аварии на ЧАЭС».
В справке Ольги Николаевны, которую ей выдали по окончанию командировки, говорится о том, что она получила облучение в 15,4 рентген «с понижающим коэффициентом 4». Объяснили это ликвидаторам так, что на тот момент дезактивация на ЧАЭС была уже завершена и правительству об этом отчитались. А в таком случае радиационного фона там быть не могло. «На одежде мы носили небольшую планочку, внутри которой были специальные накопители, - рассказала наша героиня. - Если карандаши нам заправляли только в зоне и их мы сдавали сразу, как покидали ее, то эту планочку мы не снимали никогда. И если бы не был применен понижающий коэффициент, то тогда нас нужно было бы сразу отправить на пенсию, ведь получается, что доза у меня переваливала за 60 рентген».
Последствия? Конечно, они есть. Ольга Николаевна инвалид второй группы с 2001 года. Причина инвалидности – работа на ЧАЭС. Но ликвидаторы неохотно разговаривают на эту тему. Тем не менее никто из них не говорит, что нужно прекратить строительство атомных станций. «Эта авария не показатель того, что нужно отказаться от атомной энергии, - уверена Ольга Николаевна. - Разве люди готовы отказаться от электричества, тепла в своих домах? Думаю, нет. К тому же любая техногенная катастрофа происходит по вине человека. А стало быть, мы, люди, должны понимать, что на нас лежит ответственность за жизнь на земле».
Наталья ДЕНИСОВА
фото автора